Ai vantal raicë tiessen, ullumë hiruval i Malle Tera.
Давно написаный и недавно откопаный рассказ, навеянный тэмовскими песнями.
Лютня и клинокЛютня и клинок
Часть I. Отгремел пир честной…
Я сижу на полу перед камином в огромном пиршественном зале еще более огромного замка барона … (не могу вспомнить его имени, но мне это и не нужно). Барон устраивал у себя грандиозный пир, меня же пригласили спеть для гостей.
Пир удался на славу – и хозяин, и гости упились вона, и теперь спят вповалку, как распоследние пьяницы под забором. А я, к сожалению, трезв. Вина мне не наливали, поэтому я единственный из приглашенных сохранил способность мыслить и петь. Чем и занимаюсь.
Скоро начнет светать… Стоило бы лечь спать, но после шумного пира голова гудит, как пчелиный рой, и спать уже не хочется. Хочется есть, а на столе одни объедки. Вино тоже есть – на столе его сколько угодно в виде лужиц разных размеров. Конечно, в погребах у барона осталось еще неимоверное количество не тронутой гостями снеди и выпивки, но кто же меня пустит ночью в хозяйский погреб?!
Молодой воин из гостей, видимо заливающий недостаток подвигов хмелем, с трудом поднимается с пола. Его взгляд блуждает по залу и натыкается на меня.
-Эй, менестрель! Раз все приличные люди давно спят, не сразиться ли мне с тобой?
Я не отвечаю – жалко прерывать новую песню.
-Ты чего молчишь? Меня не уважаешь, или ты просто трус? Тоже мне, занятие нашел – песни петь! Доставай меч, я покажу тебе, кто из нас настоящий мужчина!!!
Обвинение в трусости меня нисколько не задело – не волнует меня пьяное мнение, но воин с седьмой или восьмой попытки смог извлечь меч из ножен. Он всерьез собирался биться, а я безоружен, и лютня моя родная никак не годится для боевых действий.
Но если смерть пришла ко мне в столь неприглядном облике, то надо же сделать вид, что я ей хоть как-то сопротивляюсь! Хотя бы встать и петь во весь голос. Пел я о том, что песня может ранить сердце не хуже, чем отточенная сталь, что убить можно словом – и им же спасти от гибели, что даже дикого зверя можно остановить одним лишь звучанием человеческого голоса…
Как ни странно, песня моя возымела эффект. Замерла рука, уже занесенная для смертельного удара, воин отбросил меч и заплакал, истерично и надрывно, как плачут только очень пьяные люди. Он лез обниматься и твердил, что я теперь его брат навеки, что никогда больше он не поднимет руки на менестреля.
-Не зарекайся, брат мой новоявленный, – я хотел пошутить, а вышло почему-то грустно, - пойдем лучше спать…
Часть II. Есть ли больше вина?!
Рассвет… Небо кажется выше и прозрачнее, весь его восточный край налит алым сиянием, облака, низко нависающие над горизонтом, пылают, будто отражая свет огромного пожара. Появляется бодрость, хотя всю ночь я провел в дороге – неприметная лесная тропинка, мало кому известная кроме контрабандистов, ведет меня в приграничный город. Там, за неприступными крепостными стенами меня ждет девушка, равных которой во всем мире нет. Я считаю каждый шаг, каждое мгновение до встречи.
Хорошо бы, если бы у ворот дежурил мой побратим – тот самый, знакомство с которым чуть не стало последней точкой в моей жизни. Кстати сказать, после того случая он резко ограничил себя в крепких напитках, дабы не нарушить клятву – не поднимать руки на безоружного. Он перестал искать приключений на свою голову (все равно не находил) и нанялся в гарнизон крепости. Здесь же два года назад я встретил Ее. Мы не могли прожить друг без друга, любовь нас ослепила, как молния и оглушила, как гром. Ее отец тоже метал громы и молнии, а в связи с его высоким положением пришлось мне из города быстро исчезнуть. На мое счастье стражники меня тогда не запомнили, и я мог изредка появляться здесь на два – три дня, пока отец любимой не начинал интересоваться, куда и с кем она отлучается из дома.
Вот и стены крепости виднеются сквозь лес, который здесь подступает совсем близко. Почему его не вырубили – не знаю, наверно, все из-за тех же контрабандистов (видимо, приносят они городской казне неплохой доход). Тропинка упирается в хорошо замаскированный проход в стене, а мне нужно свернуть и идти до ближайших ворот. Я вышел из-за кромки леса и увидел,
…что крепость в осаде.
В город не пустят, уходить – поздно, стоять столбом – тоже не выход. А мне бы только узнать как там Она. Уехала ли, или осталась в осажденном городе? Если осталась, то как жаль мне, что не могу ей помочь! Когда все одинаково ведет к гибели – остается только песня, которая сама собой складывалась под этими стенами.
Под солнцем и яркими звездами
Я дорогу к любимой искал.
Спешил, но пришел слишком поздно. Мир
Разрушается, я опоздал.
Что мне ночи в дороге бессонные,
Я хотел тебя видеть, но вдруг
Я пришел в цитадель осажденную,
Где ты, милый, единственный друг?!
К тебе я пришел без оружия,
Неприятеля не одолеть,
Слова все пустые, ненужные,
Мне последнюю песню не спеть.
Допоют ее ветры холодные
Среди жухлой осенней листвы,
Над просторами бурными водными,
Только мне не остаться в живых.
Войско под стенами стоит в полной неподвижности – слушают меня, или ждут очередной команды? Может быть, меня не убьют, если я попытаюсь уйти…
С тобой не прощаюсь, любимая,
И покинуть спешу цитадель.
Стрелы поют страшно, но слушают их внимательно. Эта, наверно, предназначалась кому-то за моей спиной… Мне хотелось бы так думать…
Забудь, если сможешь, прости меня
За бессилие…
Опрокинутое небо перечеркнуто оперением стрелы… Знакомым оперением. Говорил я ему – не зарекайся… А последняя строка осталась недопетой…
Лютня и клинокЛютня и клинок
По мотивам песен Тэм Гринхилл
Часть I. Отгремел пир честной…
Отгремел пир честной,
Всех гостей свалил хмель,
Лишь остались сидеть
Воин и менестрель
Всех гостей свалил хмель,
Лишь остались сидеть
Воин и менестрель
Баллада о воине и менестреле
Я сижу на полу перед камином в огромном пиршественном зале еще более огромного замка барона … (не могу вспомнить его имени, но мне это и не нужно). Барон устраивал у себя грандиозный пир, меня же пригласили спеть для гостей.
Пир удался на славу – и хозяин, и гости упились вона, и теперь спят вповалку, как распоследние пьяницы под забором. А я, к сожалению, трезв. Вина мне не наливали, поэтому я единственный из приглашенных сохранил способность мыслить и петь. Чем и занимаюсь.
Скоро начнет светать… Стоило бы лечь спать, но после шумного пира голова гудит, как пчелиный рой, и спать уже не хочется. Хочется есть, а на столе одни объедки. Вино тоже есть – на столе его сколько угодно в виде лужиц разных размеров. Конечно, в погребах у барона осталось еще неимоверное количество не тронутой гостями снеди и выпивки, но кто же меня пустит ночью в хозяйский погреб?!
Молодой воин из гостей, видимо заливающий недостаток подвигов хмелем, с трудом поднимается с пола. Его взгляд блуждает по залу и натыкается на меня.
-Эй, менестрель! Раз все приличные люди давно спят, не сразиться ли мне с тобой?
Я не отвечаю – жалко прерывать новую песню.
-Ты чего молчишь? Меня не уважаешь, или ты просто трус? Тоже мне, занятие нашел – песни петь! Доставай меч, я покажу тебе, кто из нас настоящий мужчина!!!
Обвинение в трусости меня нисколько не задело – не волнует меня пьяное мнение, но воин с седьмой или восьмой попытки смог извлечь меч из ножен. Он всерьез собирался биться, а я безоружен, и лютня моя родная никак не годится для боевых действий.
Но если смерть пришла ко мне в столь неприглядном облике, то надо же сделать вид, что я ей хоть как-то сопротивляюсь! Хотя бы встать и петь во весь голос. Пел я о том, что песня может ранить сердце не хуже, чем отточенная сталь, что убить можно словом – и им же спасти от гибели, что даже дикого зверя можно остановить одним лишь звучанием человеческого голоса…
Как ни странно, песня моя возымела эффект. Замерла рука, уже занесенная для смертельного удара, воин отбросил меч и заплакал, истерично и надрывно, как плачут только очень пьяные люди. Он лез обниматься и твердил, что я теперь его брат навеки, что никогда больше он не поднимет руки на менестреля.
-Не зарекайся, брат мой новоявленный, – я хотел пошутить, а вышло почему-то грустно, - пойдем лучше спать…
Часть II. Есть ли больше вина?!
В плаще, без доспехов, с гитарой в руках…
Безумец, уйди! Здесь война, страх и смерть.
За поясом флейта на месте клинка,
Не страшно ему, он, вздохнув, начал петь.
Менестрелям, убитым на войне
(Цитадель)
Безумец, уйди! Здесь война, страх и смерть.
За поясом флейта на месте клинка,
Не страшно ему, он, вздохнув, начал петь.
Менестрелям, убитым на войне
(Цитадель)
Рассвет… Небо кажется выше и прозрачнее, весь его восточный край налит алым сиянием, облака, низко нависающие над горизонтом, пылают, будто отражая свет огромного пожара. Появляется бодрость, хотя всю ночь я провел в дороге – неприметная лесная тропинка, мало кому известная кроме контрабандистов, ведет меня в приграничный город. Там, за неприступными крепостными стенами меня ждет девушка, равных которой во всем мире нет. Я считаю каждый шаг, каждое мгновение до встречи.
Хорошо бы, если бы у ворот дежурил мой побратим – тот самый, знакомство с которым чуть не стало последней точкой в моей жизни. Кстати сказать, после того случая он резко ограничил себя в крепких напитках, дабы не нарушить клятву – не поднимать руки на безоружного. Он перестал искать приключений на свою голову (все равно не находил) и нанялся в гарнизон крепости. Здесь же два года назад я встретил Ее. Мы не могли прожить друг без друга, любовь нас ослепила, как молния и оглушила, как гром. Ее отец тоже метал громы и молнии, а в связи с его высоким положением пришлось мне из города быстро исчезнуть. На мое счастье стражники меня тогда не запомнили, и я мог изредка появляться здесь на два – три дня, пока отец любимой не начинал интересоваться, куда и с кем она отлучается из дома.
Вот и стены крепости виднеются сквозь лес, который здесь подступает совсем близко. Почему его не вырубили – не знаю, наверно, все из-за тех же контрабандистов (видимо, приносят они городской казне неплохой доход). Тропинка упирается в хорошо замаскированный проход в стене, а мне нужно свернуть и идти до ближайших ворот. Я вышел из-за кромки леса и увидел,
…что крепость в осаде.
В город не пустят, уходить – поздно, стоять столбом – тоже не выход. А мне бы только узнать как там Она. Уехала ли, или осталась в осажденном городе? Если осталась, то как жаль мне, что не могу ей помочь! Когда все одинаково ведет к гибели – остается только песня, которая сама собой складывалась под этими стенами.
Под солнцем и яркими звездами
Я дорогу к любимой искал.
Спешил, но пришел слишком поздно. Мир
Разрушается, я опоздал.
Что мне ночи в дороге бессонные,
Я хотел тебя видеть, но вдруг
Я пришел в цитадель осажденную,
Где ты, милый, единственный друг?!
К тебе я пришел без оружия,
Неприятеля не одолеть,
Слова все пустые, ненужные,
Мне последнюю песню не спеть.
Допоют ее ветры холодные
Среди жухлой осенней листвы,
Над просторами бурными водными,
Только мне не остаться в живых.
Войско под стенами стоит в полной неподвижности – слушают меня, или ждут очередной команды? Может быть, меня не убьют, если я попытаюсь уйти…
С тобой не прощаюсь, любимая,
И покинуть спешу цитадель.
Стрелы поют страшно, но слушают их внимательно. Эта, наверно, предназначалась кому-то за моей спиной… Мне хотелось бы так думать…
Забудь, если сможешь, прости меня
За бессилие…
Опрокинутое небо перечеркнуто оперением стрелы… Знакомым оперением. Говорил я ему – не зарекайся… А последняя строка осталась недопетой…
@темы: творение